И оживут слова. Часть II - Наталья Способина

— Ты уверена?

— Конечно, уверена! То есть не когда целовалась. Целовались мы потом, а до этого мы… — я запнулась под его внимательным взглядом и с раздражением подумала, чувствует ли он ко мне хоть что-то или же просто осознает необычность моего появления здесь и мою полезность? Это вдруг стало важным. И не из романтических побуждений. Я должна была понять, что происходит.

— Миролюб рассказал о плене, и потом мне пришли в голову эти слова.

Про поцелуй я решила больше не говорить.

— Что он рассказывал про плен?

— Что был ребенком. И знал, что его не собирались возвращать отцу. И потом, в бреду, видел, как плывет по реке к мертвому деду, а потом услышал слова отца Радима, мол, рано ему еще помирать. Вот и все.

Альгидрас медленно подошел к скамейке и сел на нее, обхватив голову.

— Ты подумала о Деве рядом с княжичем…

— Почему ты думаешь, что это что-то значит? А что если я подумала о Деве, потому что он рассказал о том, что его готовили к обряду?

— Они не могли провести над ним обряд. Его род был в безопасности.

— Может, это другой обряд?

— Или не квары… — выпрямился Альгидрас и посмотрел прямо перед собой.

— Что ты хочешь сказать?

— Всемилу ведь тоже похитили не квары — произнес Альгидрас и без перехода добавил: — Книги, которые вы купили на торгах… Выходит, там речь о Деве.

— Ты же сказал, что в монастыре вам говорили, будто святыня одна — священный Огонь.

— Книги не из монастыря. Их оставил мне перед смертью Харим. В детстве я их не читал, а всю последнюю неделю за ними провел.

Я даже не слишком удивилась тому, что полуживой после суда Альгидрас неделю просидел за книгами. Вместо этого спросила:

— Что там сказано?

— О четырех стихиях: Воды, Воздуха, Огня, Земли.

— Но если верить рисунку Миролюба, — поверить не могу, что мы всерьез это обсуждаем! — то там всего три предмета. Дева, Огонь и Шар. Я не знаю, как с математикой в вашем мире, но у нас три не равно четырем. Тебя не смущает, что этих ваших святынь явно не хватает на все стихии? И что к чему относится? Ну, с огнем понятно…

— Шар — Воздух. Дева, получается, — вода. Раз кварам нужны реки крови для того, чтобы дотянуться до нее.

Я, не удержавшись, поежилась от его равнодушного тона.

— А где же святыня земли?

— Я бы и сам хотел знать…

Я прижала ладони к вискам, опускаясь на лавку рядом с Альгидрасом.

— Ненавижу книги о волшебниках!

Удивление Альгидраса я скорее почувствовала, потому что сидела, зажмурившись.

— Волшебники размахивают палочками, говорят непонятные слова, умеют добывать воду из камня, варить всякие чудесные напитки из трав и вообще…

Альгидрас ничего не ответил, и я, открыв глаза, на него покосилась. Он сидел рядом со мной, отклонившись, и разглядывал меня так, будто у меня выросла вторая голова.

— В моих книгах ничего такого нет, — серьезно ответил он, и я, не выдержав, расхохоталась.

— Забудь. Это была шутка. Скажи лучше, что такое Святыня?

— Средоточие всего сущего, — повторил Альгидрас.

— А можно своими словами и без пафоса?

— Без чего?

— Понятно объясни! Что такое «сущее»?

Альгидрас задумался, словно до этого ему в голову подобный вопрос даже не приходил, потом медленно произнес.

— Сущее — это… все.

— Что «все», Альгидрас?

— Все, из чего состоит мир, — ответил он, впрочем, как-то неуверенно.

— Иными словами, ты не знаешь.

Он закусил губу и всерьез задумался, а потом усмехнулся:

— Ты права. Я так привык к этому, что… Смешно.

— Не очень. Учитывая то, что нам это ничего не дает.

Мы некоторое время молчали, а потом я все же решилась:

— Я должна кое-что тебе рассказать.

Он снова одним плавным движением соскользнул с лавки и устроился на корыте, почти у моих ног.

— Слушаю.

И были в его тоне серьезность и готовность слушать. Я вдруг подумала: как часто в моей жизни меня слушали вот так? И не смогла вспомнить.

— Сегодня я увидела Деву во сне. То есть я не знала, что это Дева. Только сейчас поняла, что это была она. Сейчас я понимаю, что это был не сон.

Я, как могла подробно, описала свой сон. Вдруг оказалось, что я помню все до мельчайших деталей. Возможно, Альгидрас и обошелся бы без рассказа о том ужасе, который я испытала, когда увидела пустые ладони статуи, однако я намеренно описывала каждую мелочь. Альгидрас неотрывно смотрел в мои глаза, и в другой раз мне, возможно, было бы неуютно под таким взглядом, но сейчас я была слишком занята, переживая отголоски того кошмара. Даже сейчас, днем, рядом с Альгидрасом, я чувствовала, как колотится сердце и пересыхает горло от какого-то первобытного ужаса.

Когда я закончила, Альгидрас не проронил ни слова. Он еще некоторое время рассматривал меня, а потом вдруг невесело усмехнулся и пробормотал:

— Вот теперь мне захотелось узнать, кто ты.

— Ты понимаешь, что это значит? — я чувствовала себя слишком неуютно для того, чтобы поддержать его шутку.

Он медленно кивнул.

— Ты увидела момент разделения Святынь. Диво, что все ограничилось обвалом. Скажи, они говорили что-либо? И каким был человек, которого ты приняла там за главного.

Я сглотнула, вдруг почувствовав сильное головокружение.

— У меня в последнее время почти постоянно кружится голова, — зачем-то пожаловалась я.

Альгидрас опустился на землю у моих ног и взял меня за руку.

— Посмотри на меня, — приказал он.

Я подчинилась. Мир снова сузился до пары серых глаз. Я почти не слышала птиц и прочих посторонних звуков, и не из-за звона в ушах, а потому что все вдруг стало неважным. Альгидрас обхватил мою ладонь обеими руками. Мне почему-то очень хотелось посмотреть на наши руки, но я не могла отвести взгляда от его глаз.

Я прерывисто вздохнула, с удивлением отметив, что головокружение прошло.

— Как ты это делаешь? — прошептала я.

Он тоже вздохнул и сжал мою руку:

— Давно это началось?

Я помотала головой:

— Не очень. Но это усиливается. А еще мне тревожно и кажется, что скоро все закончится. Мне в голову приходят всякие мысли… Не мои. Это страшно. Я схожу с ума?

Альгидрас медленно покачал головой:

— Боюсь, что нет.